Глава 16. Поля в Доусон и в Олд Кро. Июль 2008.
Вернулась вчера из поля, и предлагаю небольшой отчет. Поле было на территории Юкон, как и прошлым летом, только немного подлиннее, потому что мы работали в 2 местах: около Доусона, и на реке Олд Кро, как в прошлом году. Работа в Доусоне отличалась от чисто полевой обстановки в Олд Кро, мы ездили на машине и жили в доме, но рабочий день по-полевому не нормирован, старались больше успеть, и курортом это тоже не было. Мы вылетели из дома 9 июня, причем, как и в прошлый раз, все добирались разными путями. До аэропорта нас с Сашей вез на маршрутке мрачноватый молодой парень, лихой водитель, мы были одни в салоне и разговаривали по-русски, а водитель всю дорогу молчал. Высаживая нас в аэропорту, он неожиданно заговорил тоже по-русски, спросил Сашу, есть ли у него права, и нужен ли ему инструктор, он только что получил лицензию на обучение вождению в автошколе. (Сейчас Саша у него занимается).
Самолет летел из Калгари, в нем уже сидел Дуэнь, который, по каким-то причинам, летел не из дома, а из Калгари. Летели мы до Вайтхорса на Юконе, оттуда должны были ехать на машине. Детали путешествия мне были неясны, откуда машина, где будем есть, где ночевать, потому что меня, как иноязычную особу, отстранили от оргвопросов, тем более, у них все отлажено не первый год. В аэропорту Вайтхорса нас никто не встречал, но зато Дуэнь сразу отправился к стойке аренды машин, их там было три, и общался минут 10 с фирмой. Мы получили груз, положили его на тележку и отправились на автостоянку рядом с аэропортом. Оказывается, Дуэнь успел арендовать машину и получить от нее ключи, а как выглядит машина, он не знал, и никто нам ее не показывал, только сообщили номер. Машина оказалась новенькая 2008 года выпуска, вся сверкающая, с разными наворотами. Это джип внедорожник, довольно крупный, с большим багажником, который, если нажать некую кнопочку, превращается в еще три пассажирских места, так что при случае, в машине можно разместить 8 человек (что нам через некоторое время пригодилось).
Сев в абсолютно незнакомую машину, Дуэнь сразу поехал, одной рукой он держал руль, другой нажимал разные кнопки, пытаясь в них разобраться, по-детски радуясь техническим штучкам. В машине было спутниковое радио, телефон и юсб порт, внутренний и наружный термометры, и собственное табло объявлений, машина заботливо сообщала, что осталось мало бензина или низкое давление в шинах. Мы доехали до гостиницы, где собирались переночевать, было уже 11 вечера, но светло, примерно как в Питере в это же время года. Я завалилась в своих не новых туристских ботинках в шикарный номер с зеркалами и коврами. На следующий день мы намеревались позавтракать при гостинице и заодно встретиться с Грантом Зазулей (он работал с нами прошлым летом), у которого недавно родился сын. Я собиралась до завтрака сходить в одно уникальное место половить редких жуков, которые только в этом месте и живут, и нигде больше. Но утром был дождь, я встала было в 6 часов, и легла обратно.
На завтрак пришло много народу, подъехал джип, который выехал на день раньше непосредственно из Эдмонтона. В нем сидели сильная девушка Бритта, с которой я работала в первом канадском поле, француз Фабрис, с которым мы работали в прошлом году, и новый студент Крис. Подошел юконский правительственный палеонтолог Грант с женой Викой и ребеночком в переносной детской корзинке, все сюсюкали над двухмесячным младенцем, который, впрочем, вел себя пристойно – сосал соску и быстро заснул. Родители сообщили, что в такой обстановке он спит лучше всего. Грант, занятый младенцем, в этом году с нами не едет. Пока мы долго с разговорами ели омлет с беконом, дождь кончился.
Дуэнь отпустил меня на полтора часа на ловлю жуков, из них я 40 минут шла туда, 40 обратно, и всего 10 минут собирала, но жуков было много, и я кое-что нашла. Время для них подходящее, неделей раньше или позже было бы уже никого не найти, а сейчас они вылезли из почвы чтобы спариваться. Потом мы с Дуэнем зашли в супермаркет за едой для Доусона, а вторая машина, у которой на прицепе болталась лодка, поехала вперед. Мы еще при выезде из Вайтхорса, не выходя из машины, купили сэндвичей и чай. Покупка делается так: машина тормозит у магазинчика, из окна машины высовывается рука и нажимает на кнопку переговорного устройства в стене, делается заказ, потом машина подъезжает к окошку, и там в окно машины просовывают то, что заказано, и берут деньги. Чисто по-американски. Едят и пьют в машине на ходу, водитель рулит одной рукой, что по правилам запрещено.
Часа через два мы догнали своих коллег, которые из-за лодки ехали медленнее, ехали мы весь день с небольшими остановками у кафе для походов в туалет. Дорога хорошего качества, но не вся еще доделана, почти половина гравийная, и наша новенькая машина быстро покрылась грязью. Приехали в Доусон вечером часов в 7, я узнавала местность, покрытую отвалами от золотодобычи, что произвела на меня впечатление, когда мы здесь проезжали в 2003 году по пути на мамонтовою конференцию. На дороге было много машин, преимущественно огромные жилые автофургоны, в которых американцы и канадцы любят проводить отпуск. Естественно, туристы останавливались фотографировать, две такие махины застопорили дорогу, когда рядом в лесу неторопливо шел медведь.
В Доусоне мы поселились в небольшой гостинице типа хижины, деревянный домик со своим двором, там был беспроводной Интернет, и с компьютера Бритты я могла переписываться с Сашей, который опять на месяц остался дома один. Следующие два дня Дуэнь решил посвятить разведке, чтобы выяснить где лучше работать, здесь геологические разрезы связаны не с речными обрывами как обычно, а с золотыми карьерами, поэтому очень динамично меняются, что-то разрыли, что-то заросло. Два дня мы ездили на своем новом джипе по горным проселочным дорогам и по карьерам, преодолевая ручьи и вязкую глину, машина стала неузнаваемой. Никто бы теперь не догадался, что она новая и навороченная.
Приехав на карьер, Дуэнь шел первым делом общаться с владельцем, он их дано знает, уже лет 15 работает в этом районе. Владельцы золотых приисков выглядят простецки, они все сами работают: или землю копают экскаватором, или сидят на драге, или технику ремонтируют, отчего весьма грязны, небриты и не причесаны. В точности как российские работяги. И они, как правило, очень любезные и приятные люди. На одном из карьеров хозяин спросил нас, понравилось ли нам место, будем ли здесь работать. Дуэнь сказал да, собираемся. Тогда хозяин предложил почистить нам разрез экскаватором, что сэкономило нам день работы, он добровольно и бесплатно, в ущерб своему бизнесу, пригнал экскаватор с соседнего участка, мастерски сполз на нем с крутого склона и за полчаса разрыл нам стенку до мерзлоты.
Другой владелец карьера провел с нами все утро, помогая купить мотопомпу. Идеей мотопомпы Дуэнь загорелся после того, как увидел ее в действии. Некоторые разрезы сильно заросли, и чтобы отрыть мерзлоту, из которой берутся образцы, надо долго копать, мотопомпой чистить разрез легче и приятнее. Проезжая мимо одного карьера, мы увидели радугу в струе воды, это золотодобытчики чистили золотоносный слой от лежащей сверху мерзлой породы. Оттуда интенсивно вымывались ископаемые кости. Молодой парень при мотопомпе их собирал и выкладывал рядами – мамонты, лошади, бизоны, горные бараны, была даже кость верблюда. Мы пришли смотреть, чтобы нам было удобнее, парень отвернул мотопомпу на другой участок, и я быстренько пробежавшись по склону, нашла несколько костей. Хозяин разрешил нам взять все, что нам нужно.
На ручьях осталось много льда и снега. Особенно зарос льдом ручей Кварц Крик, где мы должны были тоже работать, ручей частично течет в каньоне из мерзлой породы, солнца там мало, а стенки сами с древним льдом, похоже, что лед вокруг ручья тоже становится многолетним, вряд ли он успеет растаять за оставшиеся два месяца. Я испытывала дискомфорт, идя по мокрому, покрытому глинистой корочкой, льду. Заехали мы также на большой карьер, принадлежащий самому богатому человеку на Юконе, миллионеру, имеющему свой вертолет. Его сын работает менеджером при карьере, решает, что где копать. Он нам все показал, явно гордый своим карьером. Там действительно, в отличие от других мест, было все чистенько и аккуратно, никакой брошенной техники и старых автопокрышек, ровная дорога, небольшой административный поселочек. Мы искали некий древний горизонт и нашли его, серая глина со стволами деревьев, прямо на поверхности золотоносного горизонта. Решили ехать завтра брать образцы и интенсивно работать. Была дискуссия: не набрать ли несколько мешков породы прямо сейчас, и не оставить ли их в укромном месте. В карьере интенсивно работали, и слой могли срыть. Но решили, что уже вечер, и до завтра ничего с ним не случится.
Потом Дуэнь еще несколько раз приезжал на этот карьер и общался с симпатичным сыном миллионера, и даже имел с ним ленч, а нужный нам слой за ночь срыли, и больше мы его не видели. Зато сын миллионера показал нам гараж заполненный бивнями мамонтов. На этом карьере работает много техники круглосуточно и без выходных. Кстати, Дуэнь носит обручальное кольцо, сделанное из золота этого карьера.
После интенсивной разведки, мы составили план где работать, к нам присоединилась еще одна группа коллег – маститый профессор из Нью-Йорка, специалист по мамонтам Росс Макфи, его жена Клара, парень из Австралии Ли, который, впрочем, родился в Англии, и учился в том же месте, где я провела три года, и при них журналист из журнала Научная Америка Чарльз китайского происхождения. При первой встрече за завтраком в кафе, в отличие от нас, они не готовили и питались в общественных местах, группа произвела неоднозначное впечатление. Росс и Ли выглядели приемлемо, а журналист вызывал подозрения, как и все журналисты, которые, в массе своей, любят побездельничать и все переврать потом в цветастой статье. Жена Росса Клара сидела изящно одетая, вся в кольцах и серьгах, с косметикой, в общем, вызывала сомнения в пригодности к грязной полевой работе. Впрочем, и журналист оказался симпатичным работящим парнем, и Клара трудилась в грязи на славу, переодевшись в брезентовые штаны и сняв украшения. Очень приятная симпатичная женщина, всегда предлагала свою помощь и бралась за любую работу. Она, забыв свой светский облик, сидела непосредственно на вечной мерзлоте, хотя я ей несколько раз предлагала подстелить сидушку или хотя бы матерчатый мешок.
Как я давно заметила, канадцы и американцы исключительно физически сильны и здоровы. Мы же несем последствия многих поколений пьянства и плохого питания. Если бы я сидела все время на сырой земле и таскала такие же грузы, давно имела бы радикулит. Пребывание в маечке под дождем при температуре плюс 10 однозначно вызовет у меня больное горло. Этим же все нипочем. Под дождем никто работы не прекращает и в недалеко стоящую машину не прячется, даже не считают нужным сходить за плащом. Никто кроме меня сидушек не использовал. Если нужно что-то перенести, я предпочитаю сходить несколько раз и брать по силам, канадские же девушки хватают сразу много и тащат без отдыха. Я не видела ни одной женщины, включая самых субтильных с виду, которые были бы слабее меня. Я, например, люблю потаскать бревна для костра, вызывая комментарии, но любая канадка взяла бы сразу три таких бревна. Правда, под конец поля, Бритта потянула себе спину, подняв одна тяжеленный лодочный мотор.
Журналист каждый вечер описывал события, и утром за завтраком предлагал всем прочесть и поправить ошибки, он, в отличие от большинства своих собратьев, хорошо вникал в научные проблемы и писал корректно, ошибок почти не было. Работа его состояла в том, чтобы наблюдать и расспрашивать, но он также охотно всем помогал по собственной инициативе. Мне он подносил тяжелые мешки породы к луже, где я делаю промывку, и пару раз сам попробовал, только промывка у него получалась плохо, он чуть не утонул в жидкой глине, не зная, что надо время от времени шевелить сапогами, освобождаясь от подлипа. Свои впечатления и фотографии он выложил на сайт Scientific American, где их можно прочитать всем желающим. Статья охотники за мамонтами (mammoth hunters).
Мне дали в помощь Бритту, чтобы я ее заодно научила промывке. Шустрая девушка быстро уловила нужные движения, и мы вдвоем довольно продуктивно работали. Хотя она заявила, что это занятие ей не очень нравится, она предпочитает скакать по крутой стенке и работать лопатой. У Бритты интересная спортивная фигура, хотя она немножко коротконога чтобы быть фотомоделью, у нее тонкая талия и округлый зад, никакого намека на живот, широченные плечи, от которых отходят крайне мускулистые руки. Силой она не уступает здоровому мужику. Она прирожденный лидер и организатор, но несколько жестковата, как и многие женщины лидеры.
Группа Росса занималась отбором образцов из вечной мерзлоты с целью поисков ДНК мамонтов. Работа эта трудная и грязная, связана с тяжелым оборудованием. Они все время таскали за собой ломики и небольшой буровой станочек. Пока мы работали на разрезах, Фабрис и Крис изучали распространение вечной мерзлоты, мы их видели только за завтраками и ужинами.
У Росса был свой арендованный джип, не такой удачный как наш. За 10 дней работы у него было 4 прокола шин. Первый раз они прокололись основательно, на колесе зияла рваная рана. Около часа они разгружали машину, доставали инструменты и инструкцию, которая была запрятана почему-то под багажником, и долго мучительно меняли колесо, причем главным механиком была Клара. Это произошло в субботу, когда мастерские закрыты, и два дня им пришлось ездить без запаски. На следующий день, через 5 минут после того, как Росс вслух высказал беспокойство, что делать, если будет еще один прокол, прокол состоялся. Мы выгрузили все вещи из своего джипа, преобразовали багажник в сиденья, закинули их рваное колесо на крышу, привязав его моими ненадежными веревочками, которыми я завязываю мешки (я их нарезала из ярких детских прыгалок), и 7 человек в одной машине эвакуировались в Доусон.
На следующий день купили новое колесо, старое ремонту не подлежало, и повезли его за сотню километров вглубь тайги, где на обочине грустно стояла хромая машина. Последний прокол случился в последний день работы, Дуэнь в тот день сидел в городе с оргвопросами, и я ездила на разрез в машине Росса. Уже вечером, когда мы возвращались домой, раздался характерный хлюпающий звук, и машина завиляла, все дружно воскликнули - о, нет, а маститый ученый смачно выругался. Поменяли колесо за 15 минут, натренировавшись на трех предыдущих. Все проколы происходили примерно в одном районе без особых видимых причин. Скорее всего, там был в дорожном покрытии местный щебень с острыми углами из кварцевого ручья. Хотя внедорожник должен был бы быть устойчив к любого рода щебню.
Поскольку в нашем составе был специалист по мамонтам, мы заезжали к рабочим для осмотра костей. Многие работяги, из интереса, подбирали кости на карьерах и хранили их в сараях. Самая внушительная коллекция лежала возле мотопомпы, мы заехали туда еще раз, в сопровождении хозяина, который, оказывается, живет в Эдмонтоне на пенсии, а на Клондайк приезжает летом, чтобы поработать для души на самосвале или экскаваторе. У этого симпатичного круглого старичка были жена и дочка, они жили в домике на краю карьера. Жена, маленькая энергичная старушка, лихо подъехала к нам на форвиллире. Они заявили, что около дома у них есть еще два интересных черепа, которые украшают сад. Мы поехали к их дому смотреть черепа. Участок и дом поразили своей чистотой и ухоженностью, редко такое можно встретить на золотых приисках.
Дом стоял в лесу с тропинками и украшениями вдоль тропинок, типа ведра со старыми мотыгами и топорами, или клумбы с цветами, растущими из старого чайника. Поперек низкого окна сарая была прибита ржавая двуручная пила, чтобы медведи не лазили. На крыльце стояла плетеная из ивовых прутьев скамейка, на стене висели снегоступы. Раньше здесь была хижина золотоискателя времен Джека Лондона, и осталось много старого ржавого барахла, новые хозяева его со вкусом использовали. Среди прочих диковин, в этом экзотическом саду на камне гордо лежал огромный череп бизона и рядом с ним маленький череп горного барана. Туда же поставили свежевымытый из разреза череп лошади. Старушка с дочкой построили теплицу и глиняную печь во дворе для выпечки хлеба.
Еще мы имели длительную остановку около другого карьера, где в сарае лежало множество костей. Рабочий вынес нам показать миску золотого песка и стакан самородков. Я подержала миску – очень тяжелая.
Каждый день мы проводили в дороге больше часа в один конец и видели много разных зверей и птиц. На другом берегу ручья по лесу шел медведь, хорошо его наблюдать из окна машины на расстоянии, а не нос к носу, как уже случалось со мной 2 раза, и больше нет никакого желания. Несколько раз дорогу переходил важный, с чувством собственного достоинства, дикобраз. В пруду плавал бобр. Мы спугивали сов и орлов. Вне машины мы имели встречи с лисами. Их в этом году развелось множество. Один лисенок игрался прямо возле нашего дома в Доусоне, он бросал в воздух и ловил старый носок. Другой пришел к нам в гости на карьере в очень дождливый день. Лис был весь мокрый, он, не боясь, подошел совсем близко, посмотрел, оценил обстановку и спокойно лег в двух шагах от компании людей практически на мои вещи. Он еще и пописал там, отчего несколько дней сохранился резкий неприятный запах.
Жизнь в таком специфическом месте как Доусон имеет свои особенности. Доусон сохранен и отреставрирован как туристский центр, люди со всего мира приезжают сюда вкусить атмосферы золотой лихорадки, начитавшись Джека Лондона. Здесь много мотелей, кемпингов и гостиниц, кемпинги крайне неуютные, но, тем не менее, переполнены жилыми автофургонами, в гостиницах мест нет, надо заказывать заранее. Поэтому Росс вынужден был остановиться в неудобном мотеле перед въездом в город, где только и были места. Дуэнь, как постоянный клиент, имеет особые отношения с хозяином маленьких гостиниц-хижин, мы пользовались личным двором хозяина и его сараем. У нас была кухня и барбекюшница во дворе, мы обычно готовили сами, а Россы ходили в ресторан. Пару раз, сильно задержавшись на разрезах, мы тоже сходили с ними в ресторан Кэти. Там на стене висела большая карта мира и коробок булавок, посетители могли отметить, из какой точки они приехали. В России торчала только одна булавка – в Екатеринбурге, я поставила еще в Москве. Территория Европы и Америки была утыкана булавками как дикобраз, Ли воткнул свою булавочку в Австралию, где их было немного, имелись также 3 булавки в Антарктиде. Росс заявил, что они с женой в Антарктиде тоже были, изучали примитивных млекопитающих из меловых отложений.
Народ часто после работы разбредался по питейным заведениям, как они говорили, слушать музыку. Студент Крис и Бритта особенно любили это занятие, Бритта возвращалась обычно среди ночи, а Крис под утро. Молодой профессор Дуэнь тоже, как то раз, соблазнился разгульной жизнью, он пошел в игорное заведение и сидел там почти всю ночь, выиграл 100 долларов. Зато на следующий день он заявил, что что-то не очень сегодня энергичен. Двигался он вяло и забывал везде свои вещи, пойдя к машине за полевым дневником, он часа два отсутствовал, скорее всего там спал. Я несколько раз по вечерам гуляла по деревянным мостовым Доусона, из пабов доносилась живая музыка, по улицам гуляли наряженные в костюмы золотой лихорадки мужчины и женщины. Кроме того, я обследовала окрестности, город стоит на речной террасе при впадении реки Клондайк в реку Юкон, кругом невысокие горы, поросшие лесом, на камнях растут папоротники, лишайники и разные цветы, как на альпийской горке, и почему-то очень мало комаров. На поляне у реки я нашла множество ржавых подков и прочего железного хлама, раньше здесь была помойка и можно составить впечатление, что именно выбрасывали люди в прошлом веке, сейчас там стоит табличка, что это место историческое, и просьба ничего не трогать.
Мы работали на ручьях, которые носили названия Золотое дно, Золотой бег, ручей Счастливой леди, ручей Последний шанс. В лесу иногда встречались полу разрушенные хижины первых золотоискателей, и даже заброшенные поселки и кладбища. Любители нашли хижину Джека Лондона и перевезли ее в Доусон, сделав там музей.
Последний день перед переездом в Олд Кро был объявлен выходным, мы могли не спеша собираться и заниматься туризмом. Я решила съездить на другой берег Юкона на бесплатном пароме, который здесь имеется вместо моста. Левый берег заселен мало, имеются 2 кемпинга и несколько домов любителей тишины и дикой жизни, весной и осенью, когда лед слабый и паром не работает, они отрезаны от города и движение на хайвее, ведущем на Аляску, соответственно, тоже перекрывается. Мост в этом месте из-за особенностей рельефа построить слишком дорого. По причине обилия туристов, в лесу есть тропы, и ходить удобно. Лес еловый с примесью осины и березы, местная елка узкая как свеча, низенькая, и очень колючая, часто с причудливыми наростами на стволе. На открытых местах начала созревать дикая клубника. Интересно, что здесь, на севере первые ягоды созрели раньше, чем обычно под Москвой – в конце июня. Грибов не было, несмотря на дожди.
Мы полетели в Олд Кро с посадкой в Инувике (дельта реки Маккензи), я сидела в начале салона у кабины пилотов, которая была отгорожена фанерной перегородкой с двумя дверцами. Через боковую низенькую дверцу, перелезая через мои колени и извиняясь, то и дело ходили пилоты и стюард, почему то основную дверь они не использовали.
В Олд Кро сразу напали комары и слепни. Их здесь намного больше, чем в Доусоне, окруженным горами и быстрыми ручьями. Вокруг Олд Кро тихие реки и множество озер и болот. Журналист Чарльз нас покинул, но присоединилась рыжая Элизабет, которая была с нами прошлым летом. Встала проблема с размещением, в домике для приезжих, где мы останавливались прошлым летом, и где тогда ничего не работало, на сей раз было уже много приезжего народу, все что там не работало, починили, но постояльцы активно жаловались на обилие комаров внутри помещения.
Часть экспедиции устроилась в гостинице по 3 человека в 2 местных номерах, Клара, несмотря на протесты меня и ее мужа, сразу устроилась на полу, она относится к той породе женщин (на противоположном полюсе от стерв), которые всегда стараются всем уступить, дежурить на кухне или решать за других их проблемы. К сожалению, Клара плохо переносила комаров. Она ходила в накомарнике и прыскала репеллентом остальные части тела, и от этого скоро покрылась прыщами. Я стараюсь пользоваться репеллентом как можно реже, и накомарник не люблю, среднее количество комаров не доставляет мне особых страданий, но утром и вечером на Олд Кро комаров было действительно много.
В первый день мы полетели на вертолете на разрез, он высадил группу Росса и меня и улетел перевозить остальных в лагерь, пока мы до 6 часов работали на разрезе. Вертолет совершил несколько рейсов из поселка к месту лагеря, и остальной народ был занят установкой кухонных тентов и прочим обустройством. День был жаркий и влажный, особо комариный. Обычно под высоким сухим обрывом в жаркий день комаров почти нет, в тот день они напали сразу, как только мы покинули вертолет на маленьком пляже, комары следовали за нами до разреза и там прочно обосновались. Берег был крутой и топкий, для моей промывки неудобный, пришлось строить настил из веток и кусков дерна. Солнце весь день светило в лицо, жара была за 30 градусов. Мы все основательно притомились, когда закончили работу и перетащили все барахло обратно на пляж, ожидая вертолета, Росс, Клара и Ли улеглись на мокрый песок и блаженствовали под начавшимся дождем.
Вертолет опаздывал, мы с Кларой прошлись по пляжу и обнаружили свежие медвежьи следы. Наконец вертолет прилетел, он высадил нас в лагере, который нам понравился еще при первом взгляде с воздуха, мы отчетливо увидели сидящую в реке с распущенными волосами, как у русалки, Элизабет, судя по ее расслабленной, позе вода теплая, дно хорошее и течение слабое. Лагерь устроили на относительно широком пляже, хорошо продуваемом и мало комарином, река здесь шире, чем там, где мы работали днем, так как в нее здесь впадает широкий приток, т.е. больше свободного пространства и дальше от комариных кустов. Впрочем, вечером комары вылетели и на пляж.
Мы сразу полезли купаться в теплую воду. Я поставила палатку поближе к кустам, там хоть и больше комаров, была травка, а я не люблю, когда во всех вещах песок. Вечером пришлось изрядно поработать, уничтожая в палатке комаров, я ее оставляю на день открытой, чтобы проветривалось. Палатка маленькая, и это занятие длилось обычно не больше 10 минут. Потом засыпаешь под приятный звук, как от дождя – это комары бьются снаружи об тент.
Через пару дней приехали на большой лодке 2 индейца из поселка - наши помощники. В прошлом году у нас были 2 молодых работящих парня, Стив и Харольд, но Стив погиб зимой на сномобиле, Харольд уехал. В тот день после обеда пошел дождь и так и не прекращался, вечером прибыли наши индейцы (их нанимала в поселке координатор программы) насквозь мокрые, один совсем молодой, лет 14 Альберт, второй совсем старый, лет 70, Билли. Они выглядели очень измученными дождем и дорогой, сил ставить палатку у них уже не было, и, поужинав, они переплыли реку, где имелась зимняя охотничья хижина. Следующим утром наши рабочие приплыли на завтрак, плыли они по течению, правя веслом, так как бензин в лодке кончился. После завтрака оба закурили, Билли привычно сел на корточки, и чувствовалось, что просидеть он так может долго.
Мы были несколько разочарованы видом индейцев и их возрастом. Решили, что молодой будет помогать Элизабет, а старый мне, Дуэнь сказал, чтобы я его особо не напрягала. Билли был небольшого роста, щуплый, кривоногий, с красными глазами или от старости или от пьянства, которое и в сухом поселке по домам имеет место. Мы поехали на дальний разрез в большой лодке, а остальные на резиновых лодках поехали на ближний. Мотор работал с напрягом, стучал и пыхтел, что-то в нем было не в порядке. Видели на берегу рысь, она лежала на терраске среди цветочков, бежевая с пятнами, и очень хорошо сливалась с почвой и цветочками, только уши ее выдали. Мы притормозили, вытащили фотоаппараты, но рысь скрылась в кустах. В лодке плыли кроме меня: Билли на моторе, а также Фабрис и Крис, которые имели свою работу по изучению мерзлоты, т.е. на самом разрезе работала только я со своим вялым индейцем.
Мы высадились на глинистом берегу, где ноги сразу проваливаются в грязь, привязали лодку к кустам, я пошла смотреть разрез и выбирать где копать, а Билли сказала, что он может пока отдыхать, развести костер и пить чай. Индеец послушно нашел самое удобное место на большом конусе выноса из оврага, наломал веток, развел костер и сел на корточки. Он сидел так около часа, пока я не позвала его наверх помогать таскать мешки. Временами шел дождь, мы отсиживались под торфяным козырьком у древней ледяной жилы, я набирала мешки породы, и Билли, не говоря ни слова, переносил их довольно далеко вниз по оврагу до реки. Там я стала промывать, а он сел на корточки.
Мне начинал нравиться этот спокойный старик, чем-то похожий на Дерсу Узала. Я спросила его, не хочет ли он попробовать промывать, Билли согласился, одел мои сапоги и стал промывать, пока я искала новое место, где взять образец.
Мы, в общем, неплохо сработались. На следующий день Билли взял свои сапоги, и мы промывали вдвоем, когда пришло время ленча, он молча пошел разводить костер, чтобы я сделала чай, дым отгонял комаров, и все, включая двух мерзлотоведов, были довольны. Вечером старый индеец возился с мотором, и на следующий день мотор уже не так стучал, он брался мыть посуду и таскать вещи без напоминаний, предложил хранить наше барахло у себя во дворе, и насчет старика вся группа изменила первоначальное недоверчивое отношение. Молодой, однако, оказался слишком еще ребенком для работы, он сидел на моторе, но копать или промывать ему было лениво.
Погода установилась очень однообразная в своей переменчивости. Каждый день временами шел дождь, то больше, то меньше, дождь сменялся жарой, мы покрывались пылью, и потом с большим удовольствием купались перед ужином в лагере, если не набегала очередная тучка с дождем. В последний день работы на разрезе дожди шли особенно часто, тучи все сгущались, и вечером началась сильная гроза, а после нее всю ночь шел сильный дождь, и следующее утро уже совсем не радовало. Было серо, шел мелкий пылевидный дождик, иногда усиливающийся, и казалось, что мы стоим в облаке. Ни гор, ни ближайших холмов не видно.
У нас на тот день был запланирован вертолет с облетом дальних точек, но конечно погода была не летная. Вертолет решился вылететь ближе к вечеру, он забрал 2 человека в поселок (было ясно, что работы уже не будет) и вертолетчик заявил, что лететь было тяжело, и он сегодня больше к нам не прилетит.
По прогнозу обещали завтра после полудня ясную погоду. Все промокло, собирать вещи крайне неприятно зная, что их потом придется сушить, и все в липком песке. На следующий день намечался перевоз всех остальных с вещами в поселок, Дуэнь надеялся еще выкроить полдня для облета тех точек, которые мы упустили из-за тумана. Утром было серо с просветами, дождь иногда прекращался, видимость заметно улучшилась. Мы радостно собрались и стали ждать вертолета. Он в назначенное время не прилетел, тогда мы позвонили по спутниковому телефону в аэропорт, где сказали, что у вертолета непорядки с электроснабжением и нужно чинить. Днем нам сообщили, что своими силами починить не удалось, ждут инженера из Инувика.
Мы распаковали аккуратно сложенные вещи, поели, и стали уже думать, не поставить ли лагерь обратно. Те, у кого были билеты на завтра на самолет, несколько приуныли, особенно Ли, которому предстояло лететь в Австралию. В 6 вечера Дуэнь позвонил еще раз и сообщил нам, что есть 2 новости, хорошая и плохая. Попросили его начать с плохой. Вертолет так и не починили, сказал наш руководитель, а хорошая новость то, что вывозить нас все-таки будут, маленьким вертолетом, на котором прилетел инженер из Инувика.
Мы вывозились этим маленьким вертолетом до полуночи. Пилоты и инженер, очень толстый парень, не успели улететь домой, и мы их поселили к себе и кормили, так как в поселке общественного питания нет. Вертолетчики выяснили, что я русская, и долго восхищались нашими вертолетами, самыми крупными в мире. Толстый парень ближе к ночи большой вертолет все-таки починил, он объяснил, что иначе он бы не смог уснуть спокойно. На следующий день все улетели кроме трех девиц – меня, Бритты и Элизабет, нас оставили работать еще на одном разрезе, прежде всего меня, так как были нужны мои образцы. Нам должен был помогать Билли.
Мы проводили своих, Билли тоже пришел в аэропорт, девушки расслабились и решили ехать не сегодня после обеда, а завтра, чтобы собраться не спеша, отдохнуть, помыться. Поселились мы у местной биологини девушки Анны. Анна темнокожа и черноглаза, она индуска по происхождению, очень красивая и современная, с серьгой в ноздре и татуировкой на плече. Ей бы артисткой в сериалах работать, а она изучает пиявок в озерах. Мы хорошо отдохнули в ее доме с душем и Интернетом, но упустили Билли, он запил. Следующим утром он уже был в нерабочем состоянии.
Мы решили обойтись своими силами, Бритта заявила, что сама сядет на мотор, вышли к реке и увидели наводнение, река за ночь поднялась метра на 3, несла бревна и пену, все пляжи затоплены, наша лодка болтается на веревке далеко от берега. Лодку мы выловили, Бритта одела рыбацкие сапоги до пояса, подцепила ее палкой. Лодка была полна воды, в ней затычки прохудились. Вычерпали мисками воду, взяли форвиллер, Элизабет им правила, затащили на него тяжелый лодочный мотор, потом сгрузили его, тут нам нашли на помощь другого индейца, и он уже помог прикрепить мотор к лодке и сам сел рулить, он сказал, что сейчас особенно надо знать, где ехать так как затопило все отмели. Этого индейца звали Догги, ему лет 40, сильный, веселый, работящий, он нам хорошо помогал.
Мы решили жить в поселке, чтобы ездить каждый день на разрез на лодке, терялось время, но все пляжи затоплены, и место, где наши стояли лагерем раньше, теперь под водой. Получилось, что то, что девушки решили отдохнуть и потеряли день и упустили Билли, нас, в конечном счете, спасло от наводнения, мы бы, конечно, поставили лагерь на приятном песчаном пляже, и удирали бы с него в кусты ночью, когда вода стремительно поднялась.
Пристать к крутому обрыву стало теперь проблематично, он осыпался на глазах, подмываемый водой, ноги проваливались, мы с трудом выбрали местечко покрепче и там обосновались, из других мест возили образцы на лодке. Бритта ловко прыгала с лодки на берег, втыкала ледоруб и привязывала лодку, после чего лопатами набрасывалась сухая дорожка, и получалось нечто вреде пирса на зыбучих песках. Вода падала каждый день на полметра, что тоже не здорово, берег стал скользким и вязким.
Особое представление состоялось, когда мы вытаскивали лодку на берег после завершения работ. Надо было ее пристроить на зиму в сохранном месте, около склада на высоком берегу. Помог Догги, у нас был казенный форвиллер, и у него свой, лодку затащили на деревянные салазки, 2 форвиллера, как кони, впряглись в упряжку, и со страшным грохотом провезли лодку через весь поселок по гравийной дороге. Потом, почему то, мы несколько раз перекладывали лодочный мотор с места на место, и отвозили его в аэропорт, чтобы отправить в починку. Три девицы, вместо того, чтобы мирно прясть, сидя под окном, в основном таскали этот чертов мотор, крайне неудобный в переноске.
У индейцев в эти дни состоялось обще племенное собрание. Они написали лозунг «Гордись быть гвитчин!», из разных мест в поселок съехались представители племени гвитчин, отчего аэропорт был постоянно переполнен, в день садилось по несколько самолетов. Мы тоже ходили на собрание, чтобы поесть бесплатной пищи, как и во время прошлогоднего музыкального фестиваля. Старый индеец в очках сказал речь, чтобы никто на собрание пьяным не приходил, хочешь пить – сиди дома, чтобы не мусорили, приносили свою посуду для еды, вместо того чтобы использовать одноразовую и загрязнять ею природу. Конечно, благодаря канадскому влиянию, в индейском поселке на порядок чище, чем в таких же российских северных поселках.
Мы улетели на несколько часов позже чем планировалось, из-за собрания поменяли расписание рейсов. Хорошо, что у меня был достаточно большой перерыв на пересадку, иначе пришлось бы мне в Вайтхорсе ночевать. Я даже успела между самолетами пробежаться вокруг аэропорта по сосновому лесочку и посмотреть на город сверху с высоты террасы. Мне он все больше нравится, на террасе растет полынь как в степи, вокруг северный лес, и ни одного комара! Со стороны летного поля доносилось громкое чириканье, я даже стала искать глазами птичку, но обнаружила большую колонию сусликов. Они стояли столбиками, каждый у своей норы, и громко перекликались, чувствуя себя в полной сохранности за забором. Одного суслика мне удалось сфотографировать, он отдыхал под машиной. Вторая пересадка была в Ванкувере. Мы снижались уже в сумерках, вот где красиво: вокруг горы со снежными вершинами, море, множество фьордов и островов.
Дома в Эдмонтоне все тихо почти без событий. Саша отзанимался в автошколе, но русский инструктор оказался неудачный, орал и матерился, в общем, слишком крутой, и Саша при нем робел. Кончилось тем, что инструктор заявил, что Саша еще не готов сдавать вождение, ему нужно дополнительно заниматься за дополнительную плату. Саша у него заниматься больше не хочет, ищет, хотя довольно вяло, возможности попрактиковаться с кем-нибудь из соседей. Один вариант есть, наш сосед цейлонец, бывший боксер, ныне учитель физкультуры в школе, но он как будто сам водит не лучше Саши. Я после поля каждый день продолжаю работать физически более чем умственно, надо разбирать образцы, сушить их, разделять на фракции по размеру, что очень пыльно. Пробую защищаться маской и очками, но жарко (на улице до 28), глаза под очками быстро потеют, под маской дышать трудно. Да и что с маской, что без маски, едкая торфяная пыль проникает везде.
Были дожди, поэтому, несмотря на жару, вылезли грибы. Я ездила в Сант Альберт специально за грибами и заодно посмотреть, нельзя ли купаться в местном большом озере. В нашей реке там, где выше сливных труб, чтобы к реке подойти нужно продираться сквозь кусты, и вода была холодная, попробовала, мне не понравилось. В Сант-Альберте, однако, тоже купаться нельзя. Озеро летом сильно заросло, не подойти, и все в вонючей тине, очень мелко. Не озеро, а огромная лужа, покрытая тростниками даже в центре. В лесу, таком приятном зимой, весной и осенью, тоже все заросло, тропы почти не видать, и немало комаров, которые, как я считала, должны были бы уже сойти. Я пошла в шортах и была искусана и исцарапана колючками. Одна колючка залезла в носок и как то особенно больно кололась, таких колючек под Москвой не найти – я подцепила иглу от дикобраза. Грибы были только на гольфовом поле, сыроежки. Зато сыроежек было много.
Потом мы собрали грибочков уже нормальных в походе с группой. Мы ходили по лесу, и в паре мест под осинами, где поменьше заросло кустами, торчали красивые молоденькие подосиновики. Я им очень обрадовалась, все остальные тоже обрадовались экзотическому занятию, стали их для меня искать и удивлялись, как я отличаю съедобные грибы от ядовитых. Никто даже подосиновиков не знает, хотя один дедок назвал гриб по латыни, и заявил, что гриб безусловно съедобный, сам брать его не решился. Но нашелся один смелый человек, тоже набрал подосиновиков, под мою ответственность, первый раз в жизни, все спрашивал, как их готовить. Причем все это происходило в провинциальном парке, где что-либо собирать нельзя. Так же как нельзя ловить насекомых, тем не менее, среди туристок имелась бабулька с большим энтомологическим сачком. Она взяла его, чтобы ловить бабочек, она любительница, член местного общества исследователей природы. Нас встретила служительница парка, но на сачок никак не отреагировала.
Все-таки сами канадцы не очень соблюдают свои же строгие правила. Или они знают, где их соблюдать, а где можно игнорировать. Один солидный мужчина из группы заявил, что он ездит с компанией каждое лето в один из парков собирать ягоды. Их человек 80, они нанимают автобус, чтобы переезжать с места на место и не таскать с собой большие рюкзаки, и чтобы потом вывезти корзины ягод. Я спросила, а как же в национальном парке все запрещено. Он ответил, что в том парке не очень следят.
Из ягод здесь созрела ирга и начинается малина. Земляники много кустов, почти нет ягод, все сухое. Ирга мне не очень нравится, слишком сладкая, но набрала, сварила варенье с примесью малины.